Все разделы сайта DANILIDI.RU
Роман Павла Астахова «Мэр»
Интриги власти на примере жизни мэра
Книга о тех, кто правит нашими городами. Власть, деньги, криминал. Роман о вечных ценностях: жизнь и смерть, любовь и предательство, дружба и зависть, вера и цинизм — все это прошло через судьбу мэра. От кресла градоначальника до тюремных нар всего один шаг. Путь на свободу может занять всю оставшуюся жизнь. Трагическая судебная драма о современной политике и временщиках, о мудром законе и его заблудших детях, о власти денег и деньгах во власти. Новый роман адвоката Павла Астахова «Мэр» раскрывает хитросплетения властных интриг на примере жизни современного мегаполиса и трагической судьбы его мэра, восставшего против системы. Преданная жена, крупнейший предприниматель-миллиардер, сражается за его свободу и жизнь. Ей помогает адвокат Артем Павлов. Им противостоят бизнес, криминал, власть, суд. Проиграть нельзя. Выиграть невозможно! |
Мэрам, оставшимся на свободе, посвящается
Пролог
Ни кто уже толком и не помнит, с каких именно пор профессия чиновника стала столь же престижна, сколь и презираема. Бизнесмен вынужден грабить клиентов и партнеров по бизнесу. А бессовестный чиновник грабит всех: коммерсантов, стариков, государство, армию и даже детей.
Быть обеспеченным бизнесменом — уже преступление, быть богатым чиновником — преступление вдвойне. Но в любом правиле есть исключения. Честный слуга государев имеет все шансы на карьерный успех, если он благословлен Кремлем и за ним стоит серьезный капитал. Лучше семейный.
Поэтому с недавних пор сочетание жена-коммерсант и муж-чиновник стали оптимальной формой семейно-государственного устройства и лучшим пропуском в мир большой политики и крупного бизнеса.
3-я глава.
..... Несмотря на строгую пропускную систему, внутрь проникло людей в несколько раз больше, чем приглашалось. Бизнесмены чуяли, что в городе происходит нечто важное, и, чтобы попасть на этот Совет, ими были задействованы все мыслимые и немыслимые ходы и связи.
Надо сказать, оно того стоило. Как в свое врем» президент регулярно встречался с равноудаленными олигархами страны, так и мэр Игорь Петрович Лущенко плотно работал с коммерсантами города.
А с самым богатым, точнее, самой богатой предпринимательницей он встречался каждый день вне графика и даже делил с ней стол и кров, постель и любовь. Однако общественное мнение пока формировала вовсе не Алена Игоревна, и предприниматели не собирались отдавать супруге мэра еще и это право — одно из немногих оставшихся.
«Интересно, — подумал Роберт, — что шеф на этот раз выкатит? Неужели все-таки доведет до конца вопрос о киосках?» То, что Лущенко готовит сюрприз, было ясно уже вчера, едва Сериканов услышал, что будет поднят вопрос о мусоре.
«Но насколько далеко он пойдет? Неужели решится?» Собственно, принципиальное решение о закрытии ларьков и киосков, расположенных вдоль основных городских магистралей, уже две недели как было принято.
Но одно дело признать, что это необходимо, и совсем другое — довести это скандальное дело до логического конца. И Роберт предупреждал мэра о неоднозначности ситуации — пару дней назад.
— У многих коммерсантов половина бизнеса на этом и стоит, — прямо объяснил тогда Роберт. — Ясно, что они требуют либо денежной компенсации, либо аналогичных земельных участков для переноса на них своих хозяйств.
— Сколько у них ларьков сейчас идет под снос? — сухо поинтересовался мэр.
Роберт знал цифры наизусть, однако демонстративно, подчеркивая тот факт, что опирается на документы, заглянул в тоненькую папочку:
— Две сотни тридцать восемь киосков и ларьков. Мэр поморщился. Цифры впечатляли.
— А денег сколько просят?
— Они считают fie только стоимость самого ларька, но просят и упущенную прибыль компенсировать. — Роберт Шандорович с многозначительным взглядом нарисовал в воздухе несколько нулей.
Лущенко сразу же вскинул брови — он был весьма недоволен.
— И что это значит?
— По 20 000 у. е. за ларек, — объяснил, что это значит, Роберт, — и столько же в качестве покрытия убытков в виде упущенной выгоды, то есть недополученных доходов. Итого за двести тридцать восемь объектов торговли — девять миллионов пятьсот двадцать тысяч у. е.
Лущенко помрачнел:
— Перебьются. Они эти ларьки давным-давно уже окупили. А упущенную выгоду покрыли тем, что получили и спрятали от налогов с прибыли.
Роберт покачал головой. Де-факто все обстояло именно так, но вот де-юре…
— Подготовь распоряжение выплатить за снос киосков по остаточной стоимости… — жестко распорядился мэр и достал из дальней стопки бумаг на столе листок со своими собственными расчетами, — по оценкам нашего департамента финансов, за ларьки, простоявшие более пяти лет, — по 300 у. е., так как они уже самортизировались и ничего не стоят.
Роберт открыл рот да так и замер. Цифры для городских коммерсантов были просто убийственными. А мэр тем временем продолжал:
— А за ларьки, простоявшие меньше пяти лет, — по 600 у. е. Вот и весь сказ.
Сериканов тогда лишь с обреченным видом развел руками. Спорить с Лущенко было непросто, а переубедить — и того сложнее.
«Точно — без него начинать придется!» — оглядев волнующийся зал, зло подумал он. Начало, несмотря на кажущуюся формальность, было не самой простой частью заседания и далеко не самой приятной.
Личное
Вчера, едва узнав, кто записался к нему на прием, Игорь Петрович снова подумал о ребенке, которого у них с Аленой так и не было. Она проверялась у самых разных специалистов, и все они говорили одно и то же: «абсолютно здорова», но… как сказала бы его мать, бог не дает.
«Может, и впрямь дело не в одном телесном здоровье?» — Игорь Петрович думал об этом все чаще, особенно когда в городе появились сектанты — так он их, поначалу не различая, окрестил.
Об их появлении Игорь Петрович узнал по целой череде писем, обрушившихся на администрацию. Все они выражали почтение, напоминали о каких-то строках Священного Писания и просили быть милосердным.
Однако суть обращений, несмотря на различные названия, сводилась к одному — к просьбе выделить участок земли под молельный дом, приходской совет или дом настоятеля. Само собой, в центре города, на самой коммерчески востребованной земле.
— М-да… — только и произносил мэр и отправлял очередное прошение в стол.
Отношение к вере, пожалуй, было единственным, в чем у них с Аленой взгляды не совпадали. Выросшая в семье красного генерала, Алена была тайно крещена в детстве, а вот теперь не только регулярно посещала храм, но еще и тянула за собой Игоря Петровича. Он особо не упирался, хотя и был крещен скорее в силу семейной традиции. На службу его домашние практически не ходили, а пасхальный кулич и крашеные яйца несли на кладбище, где и оставляли.
Даже падение советского строя не изменило его взглядов на церковь, а точнее, их полное отсутствие. Да, ему нравились католические костелы, в которые они с Аленой обязательно заходили, путешествуя по Прибалтике, а позже, с открытием границ, и в Париже.
Да, его изрядно впечатлили храмы Сакре-Кер и Нотр-Дам. Ему нравилось, что можно сидеть во время службы, пока величественные своды разносят органную симфонию, столь могучую, что казалось, ей подпевают ангелы на небесах. Но дальше этого как-то не шло, а потому и просьбы разного рода «сектантов» повисали в воздухе. Мэр просто затягивал решение их вопроса и складывал все их прошения в стол.
Но вчера, когда он обнаружил в числе записавшихся на прием самого митрополита Гермогена, внутри у Лущенко екнуло, и вокруг что-то изменилось.
Так часто бывает в нашей жизни, что мы находим ответы на свои тайные переживания в самом неожиданном месте. Встречаем прежде не знакомых людей, одно слово которых проливает свет на наши самые мучительные, самые давние и неразрешимые вопросы.
Смотрим на географическую карту, мечтая о поездке на диковинные острова, и вдруг — звонок почти забытого приятеля с приглашением воспользоваться горящей путевкой по неожиданно низкой цене. А сколько раз произнесенная мысленно фраза вдруг встречала нас в самых неведомых местах!
Случайно услышанное в самолете имя оказывается на табличке вашего гостиничного портье, а необычную фамилию героя только что проглоченного детектива Б. Акунина носит ваш новый коллега по работе, лишь сегодня принятый в штат.
Эти маленькие, неприметные знаки мы учимся замечать, читать и расшифровывать всю жизнь. Тот же, кто осилил эту науку, как правило, уже не сомневается в том, что мысль материальна, — со всеми вытекающими отсюда невеселыми последствиями.
«Надо же… сам митрополит…» — не переставал думать Лущенко о предстоящей встрече, а когда эта встреча состоялась, мэр был просто поражен.
Митрополит оказался умным, внимательным и на удивление незаносчивым собеседником. Уже в первые четверть часа Игорь Петрович вдруг осознал, что они говорят — впервые в стенах этого кабинета! — не о деле, а о нем самом! А потом он и вовсе потерял чувство времени.
— Я вас с супругой в храме часто вижу, — с теплотой в голосе рокотал Гермоген, — а вот исповедоваться не приходите… не причащаетесь. Что-то личное?
Игорь Петрович неловко улыбнулся и неожиданно для себя ответил как есть:
— Честно говоря, никак не решусь. Все какие-то сомнения. Даже стеснения, может быть.
— Неплохо, — удовлетворенно улыбнулся Гермоген и, видя непонимание, пояснил: — За стеснением часто скрывается обычная скромность. Не худшее качество человека, уж поверьте. А не сомневается лишь тот, кто слишком поражен гордыней.
Лущенко замер. Таких параллелей он прежде не слышал.
— Вы, Игорь Петрович, выберите себе батюшку, — посоветовал Гермоген. — У нас в епархии много умных священников. Пообщайтесь, присмотритесь…
— Тогда, может быть, к вам? На первую исповедь…
Лущенко сам не верил, что сказал это.
— Отчего же нет? — улыбнулся ему Гермоген. — Только на исповедь вы идете не к человеку, а к Господу. Я лишь служитель и проводник. Слух мой открыт, уста запечатаны.
Игорь Петрович тряхнул головой. Он и не подозревал, насколько эти слова окажутся понятными, человечными и простыми.
— Как просто…
Владыка усмехнулся:
— А оно и должно быть просто. Как батюшка Серафим Саровский говаривал, знаете? «Где просто — там ангелов до ста, а где мудрено — там ни одного!»
Совет
Сериканов с неудовольствием поглядывал на битком набитый гудящий зал.
Ему, как юристу, сразу стало ясно, сколько головной боли создаст Совет бизнесменов. Найти общий язык с этим террариумом единомышленников было почти немыслимо. Но мэр хотел выглядеть демократичным, и понятно, что на первом же заседании начались проблемы.
Да, подобные органы были и на Западе, и Лущенко сразу сообщил, что видел такие и в Германии, и в Голландии, и в Великобритании. Но первое же собрание, как это обычно бывает, быстро превратилось в крик и склоку.
— Что можно сделать Советом в пятнадцать человек?!
— Почему предпринимателей только треть?!
И ни объяснения, что тот же принцип формирования у Общественной палаты, ни указания на то, что по трети от Думы, администрации и бизнеса — это самое оптимальное и вполне демократичное сочетание, никого не устроили.
А едва начали зачитывать список членов Совета, поднялся крик.
— А куда Дрынцалова дели?!
— А как Батанин туда попал?!
— А где Козин?! Где?
— Я очень прошу соблюдать порядок, — внятно, размеренно произнес первый вице-мэр, — Совет уже сформирован. Всем дадут слово. У всех будут равные права. Не главное входить в этот Совет. Главное — работать. Честно.
— Ага! Как Сабурова!
Сериканов прекрасно понимал, что Алена Сабурова, жена мэра, и есть его ахиллесова пята.
Разумеется, Алена занималась коммерцией и до избрания мужа депутатом, а затем и мэром. И Лущенко был готов отстаивать ее право на предпринимательство и реализацию своих коммерческих талантов… но такова жизнь: только начни оправдываться, и на это будет уходить все твое время.
Сериканов, избавляясь от воспоминаний, тряхнул головой, глянул на часы — 10.05 — и прошел к трибуне.
— Ну что, начнем, господа?
Шум и гомон спали.
— На повестке дня — санитарное состояние наших торговых точек.
— Наших? — издевательски спросил кто-то.
— Ваших, — поправился Роберт Шандорович, — а если быть совсем точным, то тех мест неупорядоченной торговли, что так портят кровь и нам, администрации, и вам, серьезным бизнесменам.
Зал мгновенно затих. Неупорядоченная мелкая торговля не только была источником всякого мусора и антисанитарии — она сбивала цены магазинам.
Так что придушить разного рода «лоточников» руками администрации было соблазнительно.
Храм
Удивительно, однако, пока они говорили о душе самого Лущенко, им не помешали ни разу. Но едва Игорь Петрович сообразил, что владыка пришел сюда с какой-то просьбой, и вспомнил, что он еще и мэр, телефоны как взорвались.
— …До Октябрьской революции в городе нашем церквей было сорок сороков… — волнуясь, заторопился Гермоген.
Звонок. Долгий, настойчивый.
— …Звон стоял от окраины к окраине. Так и звали: малиновый звон. А нынче едва-едва по одному храму в год восстанавливаем…
Снова помеха — два телефона сразу.
— …Ладно, что власть не торопится помогать. А то еще и мешать начинает.
Мэр сорвал звенящие трубки и с грохотом водрузил их обратно.
— Можно подробнее, владыка? Кто это вам мешает?
— Рашид Абдуллаевич, прокурор наш городской… — развел руками Гермоген. — Сколько раз я предупреждал его, что предам анафеме…
— За что? — опешил мэр.
Гермоген развел руками:
— Он считает, что священников пускают в тюрьмы неоправданно часто.
Потрясенный мэр моргнул и с грохотом поднял и опустил на рычаги еще две трубки.
— А кого же еще пускать, если не адвоката да священника?
Гермоген вздохнул:
— Прокурор говорит, священники мешают следственным действиям. Уж я ему объяснял, что спасение даровано не одним прокурорам…
Мэр, соглашаясь, кивнул.
— …что первым вошел в Царствие Небесное разбойник, что покаялся на Голгофе, а уж никак не Понтий Пилат.
Лущенко хмыкнул, но было видно: он согласен и с этим.
— Так он дал следователям прокуратуры указание не допускать священнослужителей в качестве общественных защитников! В отместку, что ли…
— Вы пытались что-нибудь сделать? — нахмурился мэр.
— Конечно, — закивал Гермоген, — сразу протест написал. А он, нехристь, отвечает, что церковь от государства отделена, вот и выполняйте, мол. Конституцию.
Лущенко озадаченно поднял брови и быстро глянул на часы:
— Я спрошу у Сериканова… он должен знать. Разберемся, обещаю.
Телефоны буквально разрывались.
— Да и это все еще терпимо, — взмахнул рукой Гермоген. — Он ведь строительство нового здания городской прокуратуры затеял! Вот где ужас!
Мэр непонимающе качнул головой:
— А в чем ужас-то?
Гермоген на мгновение замер и тяжело вздохнул:
— Земля-то эта святая, кровью политая. На этом самом месте храм Иоанна Предтечи стоял — до советской власти. Когда большевики надумали его снести, прихожане и служители внутри заперлись…
— И что? — застыл мэр и не выдержал — выдернул шнуры из розеток одним пучком.
Наступила полная тишина.
— Взорвали, — выдохнул Гермоген. — Вместе с людьми.
Ларьки
Уже в следующий миг Лущенко знал, что разберется с этим делом до конца. А митрополит оперся на посох и на кресло; вставая, расправил широкие полы черной мягкой рясы.
— Не смею больше задерживать, Игорь Петрович. И так я у вас отнял больше положенного времени.
Он поднял руку и совершил крестное знамение в сторону мэра. Благословил. Вышел из кабинета и величественно прошествовал к выходу из приемной. За ним поспешил помощник в одежде монаха или послушника.
Игорь Петрович проводил их взглядом и поймал себя на мысли, что с ним случилось дежавю. Именно так пришла и ушла председатель городского суда Егорина со своим незаметным помощником. Ей нужны были квартиры…
Мэр тряхнул головой. Сравнение было явно чрезмерным, и он прогнал глупую мысль прочь. Так случается: едва человек соприкоснется с духовной чистотой, со святынями, поговорит со священником, тут же ему Лукашка морду состроит — мысль дурацкую подкинет или глупость какую в голову занесет… Дверь мягко закрылась, и Лущенко почти бегом двинулся по коридору — в сторону зала заседаний. Он опаздывал на целых двадцать минут.
«Ничего… Роберт справится…» Положа руку на сердце, на плечи Сериканова легла самая грязная часть работы — завести аудиторию. Случись рассматривать этот вопрос вуз-ком кругу собственно Совета, и его бы просто-напросто запороли. Но в аудитории всегда срабатывал закон стада, и голоса наиболее осторожных и вдумчивых просто тонули, терялись среди шуток и подначек. Собственно, это и было главной целью всякой массовости.
Лущенко подошел к приоткрытой двери и, кивнув милиционеру, заглянул в щелку. Они уже голосовали — судя по лесу рук, почти единогласно.
— Добрый день, — толкнул он дверь.
— До-о-обры-ы-ый… — завертел головами зал.
— Ну, что ж, решение принято, — с облегчением кивнул мэру Сериканов. — Переходим к следующему вопросу. Прошу вас, Игорь Петрович.
«Отлично, — торжествующе улыбнулся мэр, благодарно кивнул Сериканову и взял из рук секретарши протокол. — Та-ак… по деньгам прошлись… уход от налогов заклеймили… по мусору нужное решение приняли».
— Так, Роберт Шандорович, а почему вы главный вопрос не рассмотрели?
Сериканов виновато моргнул, а зал насторожился. Лущенко сокрушенно покачал головой и подошел к трибуне.
— Вы приняли очень верное решение, — оценил он работу расширенного Совета, — но, сказав «а», надо говорить и «б». Давно пора оптимизировать и работу киосков.
Бизнесмены обмерли. Но через мгновение опомнились и загудели.
— Главная-то грязь в городе именно от них. — продолжил наступление мэр. — Криминал! Крысы! Контрафакт, наконец! Перед всей Европой стыдно! Как хотите, а нам с вами надо с этим покончить.
Коробейники
Игорь Петрович сказал обо всем. И о том, что эти ларьки уродуют город своим мерзким видом и вечной помойкой вокруг каждого из них, и о горах бутылок, оберток, объедков и пакетов, о пирующих крысах, бездомных кошках и о символе не мира, а запустения — наглых серых воронах. И понятно, что ответная реакция последовала почти сразу.
В зале тут же поднялись человек семь, но первым выбежал к трибуне и схватился за микрофон парень в расшитой рубахе-косоворотке и — мэр не поверил своим глазам! — красных шароварах.
— Меня зовут Веня Чучмарков. Компания «Евротелефон». О чем мы тут говорим?! О бабулькиных лотках? Если посмотреть, как мы работаем, то станет ясно, что нас всех держат в положении бабулек с лотками! Мы все варим яйца. И продаем. А сами жрем бульон!
Лущенко взыскующе посмотрел на странного коммерсанта:
— Вы что имеете в виду?
Парень повернулся к мэру:
— Налоги безумные. Все это знают. Но и это полбеды. Научились. Ищем схемы. Но городские поборы — просто бред! Что это за «тротуарный сбор»? Какие еще дорожные взносы?
Лущенко стиснул зубы. Тему о поборах можно было развивать до второго пришествия, и заседание Совета грозило превратиться в очередную склоку.
— Дальше — хуже, — с напором продолжил коммерсант. — Каждый день приходят инспекторы: пожарный, санитарный, торговый, административный, префектурный и еще хрен знает какие!
«И как его с этой трибуны стащить?» — едва не застонал мэр и повернулся к парню:
— Вы не выражались бы, молодой человек!
— А я не выражаюсь! — хлопнул наивными глазами коммерсант. — Я так говорю. А выражаюсь я по матери! Вот вы, мэр! Вы готовы пересмотреть хоть часть этих идиотских поборов?
Мэр вскипел, но к нему тут же наклонился заместитель Роберт Сериканов.
— Игорь Петрович, — углом рта процедил он, — вы с ним лучше не связывайтесь. Он у нас за городского сумасшедшего слывет. А на деле — миллиардер.
Мэр прищурился: «Веня… точно! Есть такой!» Алена говорила ему о каком-то Вене. С уважением говорила. Вроде как за два года бизнес поднял, а начинал на вещевом рынке. Позже, правда, весь этот рынок на память себе выкупил.
Лущенко посмотрел еще раз внимательно на Веню и поднял руку:
— Все ясно! Спасибо за информацию, будем разбираться.
Но согнать Веню с трибуны было непросто.
— При чем тут спасибо?! Я вам говорю, надо действовать! А вы «разбираться»!
Мэр скрипнул зубами и с облегчением увидел, что Веню все-таки вытеснил рвущийся к трибуне толстенький лысый человек в галстуке «пожар в джунглях».
Сериканов снова склонился к мэру:
— А вот сейчас начнется самое страшное…
— Я Николай Николаев, — представился толстяк. — Объединение коробейников. Ну-ка, Игорь Петрович, поподробнее про киоски? Что вы там надумали?
Лущенко даже не стал вставать, а просто пододвинул микрофон ближе.
— Киоски, ларьки, лотки будем убирать с улиц. Эта позиция уже поддержана гордумой.
Зал загудел.
— Совсем очумели!
— Ну, блин, приехали!
— Кранты бизнесу!
Лущенко окинул быстрым взглядом волнующиеся ряды. Он видел, что возмущаются далеко не все; большинства бизнесменов судьба киосков не касалась. А значит, едва пар будет спущен, все встанет на нужные рельсы.
Бандиты
Петр Владиленович наблюдал за дебатами очень внимательно. В свое время понеся крупные убытки от действий Лущенко-Сабуровых, он сумел диверсифицировать свой бизнес, вновь занявшись торговлей из ларьков и киосков. Даже с учетом податей и поборов прибыль выходила приличная.
Теперь этому относительному благополучию мог прийти конец.
А тем временем к трибуне все подходили и подходили как естественные союзники Козина, так и посланные его сыновьями фигуры. И все они уводили разговор в сторону от киосков — к реальным городским бедам.
— Меня звать Борис Абрамович… — представился очередной оратор — старый, маленький и совсем седой, — и я так скажу: некуда нам, крестьянам, податься… одни проблемы…
В зале рассмеялись:
— Что за беда в стране! Что ни Борис Абрамович, так проблема!
Мэр жестом привлек внимание оратора:
— Борис Абрамович! Нельзя ли поконкретнее! Вы о чем печетесь?
Оратор с глубокой тысячелетней грустью в глазах вздохнул:
— Вы таки хотите конкретнее? Будет конкретнее. Скажите, господин мэр, вы можете гарантировать нам защиту?
— Защиту? — удивился Лущен ко.
— Да-да! Не удивляйтесь! За-щи-ту!
Лущенко весело глянул в сторону Сериканова.
— А какого плана защиту? — поинтересовался Роберт Шандорович. — Страховку? Адвоката? А может, врача?
— Я имею в виду не медицину, а бандитов, — сокрушенно покачал головой старик. — Защиту от бандитов в погонах, от бандитов в халатах, от бандитов в мантиях. Можете? Вот так-то! Молчите? Очень грустно!
Оратор всплеснул маленькими ладошками, и мэр постучал карандашом по столу:
— Борис Абрамович, уважаемый! Какие такие бандиты? Я считаю, у нас в городе с бандитизмом покончено. Слава богу, никто не стреляет. Не взрывает. Не режет. Мне начальник ГУВД докладывает два раза вдень: утром и вечером. С преступностью боремся и будем бороться.
— А я, господин мэр, — о другом бандитизме. О том бандитизме, что ваше ГУВД нигде не учитывает! Наезды-то не от криминала идут, а… как бы это сказать… совсем наоборот!
Мэр помрачнел. Он прекрасно понял, о чем речь, но признаваться в этом не мог.
— Это как же — наоборот?
— От милиции, простите. Суды душат. Без подношеньица или без команды палец о палец не ударят. А проверяющие и вправду замордовали. Спасенья нет! Каждый день по два, а то и потри!
«Пора…» — понял Петр Владиленович и двинулся к трибуне.
Козин
«А вот и Козин…» — невольно напрягся мэр. К трибуне решительно протиснулся высокий мужчина в строгом черном костюме. Его мужественное лицо могло служить моделью для плаката «Они не пройдут!». В зале моментально стало тише.
— Меня знают все? — оглядел он зал, даже не взглянув на мэра.
— Все-е-е-е! — гораздо более дружно, чем мэру, отозвалось собрание.
— Ну и отлично! — кивнул Козин. — А теперь — к делу. Во-первых, киоск, лоток и место неупорядоченной торговли — не одно и то же. Мэр Лущенко смешивает эти понятия неправомерно. Хотя, конечно, преднамеренно.
Зал с одобрением загудел.
— А во-вторых, здесь ни для кого не секрет, ради кого Игорь Петрович старается на этом, с позволения сказать, совещании.
Что- то щелкнуло, и Лущенко понял, что это сломался в его руках карандаш.
— Естественно, для своей супруги Алены Сабуровой.
Зал зашелестел голосами, и Лущенко почувствовал, что его лицо наливается кровью.
— Ты за языком следи, Петя! — выкрикнул кто-то. — А то ведь объясняться заставят!
— Я готов, — выпрямился Козин и кивнул в сторону Игоря Петровича. — В отличие от нашего главы, у меня совесть чиста.
Мэр стиснул кулаки, и его ухватили под столом за край пиджака. Он медленно, с угрозой развернул голову. Это был Сериканов.
— Не надо, Игорь Петрович. Пусть выскажется.
Козин оглядел зал:
— И главное… Все это «демократическое» обсуждение, как и весь ваш Совет, — фикция и останется ею до тех пор, пока не будет восстановлена реальная справедливость. Реальное равенство для всех. С этого, с «головы», надо начинать.
Мэр побагровел, а Сериканов постучал карандашом по стакану:
— Извините… Петр Владиленович. Вы ведь, если не ошибаюсь, не член Совета?
— Нет, — отрезал Козин.
— Тогда вы имеете право на участие в прениях, но не имеете права вносить изменения в повестку дня. Подайте заявление в Совет, его там рассмотрят и в течение двух-трех дней вам дадут ответ.
Козин пожал плечами:
— А заявление у меня короткое, и условие одно: предприниматель Сабурова работает в городе на общих основаниях.
Мэр вскочил:
— Послушайте, вы! Я вижу, что вы решили саботировать нашу работу! Но учтите, я не принимаю ультиматумов! Если вам не нравится участвовать в обсуждении городских проблем, вы можете идти! — Он выбросил руку в сторону двери: — Никто не держит. Козин заиграл желваками:
— Не вы меня приглашали, господин Сабуров. Я сам пришел. Не вам и гнать.
— Сабуров? — вскипел мэр.
— Сабуров… Сабуров… Сабуров… — прошелестел смешками оценивший подначку зал.
— Вы… вы… — не мог найтись мэр.
И тогда в зале пошли выкрики — не в пользу Козина:
— Хватит, Петя, хамить!
— Мы сюда не на тебя смотреть пришли.
— Освобождай трибуну…
— А я все уже сказал, — развел крупные крестьянские ладони в стороны Петр Владиленович, — не будет у нас ничего, пока справедливости не будет. Вы и сами это знаете.
Козин повернулся к Лущенко, но мэр уже взял себя в руки.
— Вы же слышали, что вам люди говорят? Можете уходить, Козин! Вы свободны! — Он уже чувствовал, что выиграл схватку, усмехнулся и зачем-то добавил: — Пока!
Козин сошел по ступенькам в зал и пробрался сквозь плотно забитые ряды к выходу. За ним двинулись еще несколько человек. Сериканов наклонился к Игорю Петровичу и шепнул: «Сыновья и племянники».
Выйдя в проход между рядами кресел, Петр Козин остановился. Повернулся к мэру. Ожег его ненавидящим взглядом. И произнес почти по слогам, очень ясно и четко:
Волки
В городе Козина боялись. Не то чтобы все поголовно. Кто-то его и не знал вовсе. Или знал шапочно. Но те, кто знал близко, боялись точно. Как-то в начале 90-х залетные казанские братаны наехали на его винные ларьки.
Вытрясли выручку, забрали ящиков двадцать спиртного, избили пятерых продавцов и показательно побили остальной товар. Видимо, чтобы семья Козиных не строила иллюзий насчет того, кто будет контролировать их торговую сеть «Козерог».
Они, пожалуй, не учли одного: Петр Владиленович никогда и не строил иллюзий. Реально понимая пределы влияния милиции и желая им там же и оставаться, он просто съездил в ГУВД и предупредил, что будет говорить с теми, кто разорил его магазин. Попросил не вмешиваться да и не беспокоиться тоже. Затем тщательно подобрал уединенное кафе на окраине города, лично завез туда действительно хорошей водки и действительно свежего мяса и назначил встречу.
Казанцам оказанный прием понравился. Петр Владиленович ни связями, ни охраной не козырял, приехал один, а взмыленный официант едва успевал менять блюда — одно другого лучше. Ароматные шашлычки прямо с огня, маленькие, с перепелиное яйцо бараньи котлетки, кулебяка и соленья, редкие в то время финские колбаски и еще более редкие импортные сыры — на столе было все.
— Кушайте, ребята, кушайте, — ласково улыбался Петр Владиленович, почти не касаясь еды, помаленьку выпивал и, умело торгуясь, шаг за шагом сдавал позиции.
— А сам-то чего не ешь? — спросил кто-то.
— Переедание вредно для здоровья, — нравоучительно обронил Петр Владиленович и под всеобщий хохот продолжил мять меж крупных крестьянских пальцев хлебный мякиш.
Братаны зря смеялись. Нехитрую истину об опасности переедания Петр Козин запомнил с послевоенного детства, когда — вечно голодный — съел принесенную матерью неведомо откуда ржаную буханку и чуть не отдал богу душу. Нет, в Бога он так и не поверил, но во всемогущество заворота кишок уверовал навсегда.
А ближе к финалу, когда осоловевшие от еды и пьяные не столько от водки, сколько от собственной крутизны ребятки начали куражиться, Козин склонился под стол и что-то тихонько катнулось по полу — прямо под ноги братанам.
В следующий миг Петр Владиленович уже падал назад, потянув на себя — вместе с едой — обеденный стол с толстой дубовой столешницей. Вышло так, как он и рассчитывал: Козин оказался в углу, прикрытый тяжеленной столешницей, а семеро здоровенных качков стали жертвой взрыва гранаты Ф-1, прозванной в народе «лимонкой».
Когда в кафе ворвались омоновцы, кое-кто из посеченных осколками в области брюшины и паха незадачливых рэкетиров был еще жив и даже стонал.
Но безнадежно забитые шашлыками и котлетами, кулебяками и колбасой животы гостей тянули их на тот свет куда быстрее, нежели неслись по ночному городу на самую дальнюю окраину реанимационные автомобили.
С тех пор Козин нажил не только авторитет, но и массу ненавистников — слабых, разрозненных и точно так же, как его, ненавидящих друг друга.
«Но, похоже, их час настал…» — подумал Сериканов, едва заседание завершилось и они с мэром двинулись в сторону приемной.
Открытый конфликт затронул больную струну, и она зазвучала. Противники Козина увидели уникальный шанс подвинуть «Козерогов», — что особенно удобно, под прикрытием мэра Лущенко. Вот только Сериканова это не устраивало: сильный Козин был ему намного полезнее Козина поверженного.
— Надо было ограничиться лотками, — на ходу бросил Роберт Шандорович.
Мэр шел рядом и угрюмо молчал.
— А этого Козина вы близко к сердцу не принимайте… Мэр не удостоил его ни словом.
— Вам все равно его киосков не снести.
Лущенко встал как вкопанный — прямо посреди коридора мэрии.
— Почему?
Сериканов остановился напротив — глаза в глаза.
— Все просто. Большинство козинских киосков с самого начала оформлены как «Хлебобулочные изделия», а в нашей стране, сами знаете, хлеб — всему голова. А можно сказать, и главный национальный продукт.
— Но он же не торгует хлебом в них во всех?! - взвился Лущенко.
— Формально торгует, — возразил Роберт Шандорович. — И так будет до тех пор, пока юридические документы не будут переоформлены.
Лущенко потрясенно слушал.
— Ну, и настоящие хлебные киоски у Козина есть, — указал Сериканов, — причем, судя по отчетам, цены у него для народа приемлемые. А именно цена на хлеб определяет уровень благополучия населения и социального спокойствия.
— Ерунда какая-то! — тряхнул головой мэр и двинулся по коридору. — Я точно знаю, что девять из десяти козинских точек торгуют сигаретами, пивом и шаурмой.
Сериканов улыбнулся. Теперь было можно.
— Вы, конечно, отступать уже не можете. Поймут не так. И я, конечно, все, что вы скажете, сделаю. Но, поверьте моему опыту, ничего, кроме проблем, в этой истории нажить нельзя. Особенно если иметь дело с Козиным.
Сказка
Петр Владиленович Козин никогда не сидел в тюрьмах и колониях, однако по фене мог объясняться свободно — так уж сложилась его жизнь, что пришлось научиться. Авторитеты и воры в законе Петра уважали и старались решать все вопросы миром. При этом Козин не отказывал в помощи ни ментам, ни фобосам, — если те действительно просили на дело, а не «ставили на бабки». У него было звериное чутье на такие ситуации, и, наверное, только поэтому он до сих пор был сам себе крыша.
Даже в тот день, в далеких 90-х, когда все оборачивалось против него, Петр Владиленович не пошел ни под кого. Он помнил все до деталей: как отбросил тяжеленную столешницу, как, пошатываясь, выбрался во двор, как закурил… Полная луна заливала призрачным светом крыши последних, еще не сгоревших тогда бараков, и от этого мир казался таким же призрачным и потусторонним. Призрачным в тот день стало и его будущее, — едва омоновцы повалили из машин.
Первым к нему подошел известный своей неуязвимостью, стремительно идущий по служебной лестнице вверх опер Брагин. Его подручные, словно тени следующие за начальником Пятаков и Гулько, возникли позади него. Коммерсанты боялись этой троицы куда больше, чем бандитов.
Брагин поднял спецмаску, что-то сказал, но слов Козин не услышал; ему казалось, опер лишь беззвучно открывал и закрывал рот. Петр Владиленович щелчком отбросил улетевшую трассером в кусты сигарету и выковырял из ушей тщательно размятый хлебный мякиш.
— Ты чего молчишь? А, Петро? Контужен? — схватили и потрясли его за плечо.
Козин поморщился и отстранился, высвобождая руку:
— Все в порядке! Не тряси!
— А чего молчишь, как рыба об лед?!
— Так, задумался.
Брагин загоготал:
— Га-га-га! Задумался! Ты бы раньше задумался, когда сюда ехал — против семерых. Прям сказка наоборот! Гага-га!
— Какая еще сказка? — не понял Козин.
— Га-ага-га! Гы-ы-гы-гы! — зашелся от гогота Брагин.
Остальные молча недоумевали и пожимали плечами, Козин все больше злился, а потом схватил гогочущего Брагина за руку и автомат АК-47, который тот держал наперевес. Милиционер перехватил руку Петра и отвел в сторону.
— Э! Не лапь казенное имущество! — улыбнулся и, приглашая остальных поближе, продолжил: — Ну, блин, Петя, ты даешь! Совсем не знаком с фольклором народным! Помнишь, как в сказке: пришел волк и сожрал… Кого?
— Красную Шапку, — послышался голос Гулько.
— Красную Шапочку ты в своем баре по пятницам тянешь! — отсмеявшись, отрезал Брагин. — Напомню тем, кто в садик не ходил: волк сожрал семерых козлят!
— И что? — прикурил следующую сигарету Петр Владиленович.
— А у нас один Козин сожрал семерых волков!
Милиционеры грохнули и почти покатились от хохота — сначала Гулько и Пятаков, затем брезгливо отирающие о траву испачканные в крови и-дерьме башмаки омоновцы, и в конце концов засмеялся и Козин.
Он смеялся громко, с повизгиванием, до слез, до истерики, до оранжевых кругов перед глазами, возникших не то от взрыва, не то от надрывного гогота, не то от яркой луны, печально светившей во все небо.
А потом Брагин толкнул его в бок:
— А может, я ошибаюсь? И гранату выронил кто-то из этих семерых? Что скажешь, Петр Владиленович? Наши условия ты знаешь…
Козин знал брагинские условия, и они его не устраивали.
— Работу оплачу, но не более.
Да, это был риск. Брагин, попади ему вожжа под хвост, мог закатать Козина хорошо и надолго, но опер заглянул Петру Владиленовичу в глаза, что-то такое для себя понял, и они договорились — почти мгновенно. С тех самых пор Брагин, теперь уже подполковник, оказавший Козину немало достойно оплаченных услуг, все время вспоминал эту историю. Он часто пересказывал ее своим коллегам, добавляя все новые и новые подробности.
И неизменно в финале истории, под слова «а конец один — кишки наружу!» — вся компания стражей порядка и слуг закона закатывалась диким хохотом, пугая мирных посетителей кафе и ресторанов.
И только виновник этой смешной истории, Петр Владиленович Козин, подобной беззаботностью козырнуть не мог. Особенно теперь.
Снос
Алена была довольна: уже к вечеру близкие к мэрии журналисты сориентировались.
— …Речь идет о распоряжении мэра Лущенко, касающемся сноса коммерческих киосков с улицы Карбышева в срок до 1 июня, — каждый час зачитывал один и тот же текст диктор местного телевидения.
— Городские службы указывают, что коллектор на Карбышева находится в критической ситуации и требует немедленного ремонта, — подхватила «Вечерка», — до начала работ все торговые палатки должны быть снесены.
Ну, а к 22.00, к вечернему выпуску городской радиостанции, жители услышали и голос мэрии, гласивший устами молодого пресс-секретаря.
— Улица Карбышева — это стратегический район города, — размеренно и трагично, пытаясь подражать Левитану, говорил вчерашний выпускник литинститута, — именно под ней проходят коммуникации МЧС, ФСБ и правительственная связь. Случись даже самая обычная авария, и последствия будут катастрофические.
А уже к утру Сериканов предоставил Игорю Петровичу и все остальные, не столь юридически обоснованные, но не менее действенные аргументы в пользу ликвидации козинской «лоточной империи».
Сначала прошло интервью с главным городским крысобоем, который прямо указал на главный источник «серой чумы» — места неупорядоченной торговли. Затем подключились и другие службы СЭС, рассказавшие ошарашенным телезрителям о реальном качестве купленных в киосках продуктов, и уж каких там палочек только не оказалось! Ну, а затем Роберт Сериканов лично продемонстрировал телезрителям несколько самовольно установленных киосков.
— На них вообще нет никаких документов, — тыкал в глядящую сквозь окошко испуганную киоскершу первый заместитель мэра, — они не числятся в СЭС, о них не знают в пожарной части, и, само собой, их не замечает налоговая инспекция.
Нет, Козину эти киоски не принадлежали, но это было и неважно — важно было создать для широкой публики общую картинку, и Роберт честно отрабатывал свое первое после Игоря Петровича кресло в мэрии.
Петр Владиленович понимал, что происходит, лучше остальных. Свежая, неизвестная широкой публике информация стекалась в его офис каждый час.
— Алена договорилась о доставке из Турции еще нескольких строительных бригад, — сообщил ему малозаметный служащий аэропорта. — Деталей не знаю, но четыре «Боинга» прибудут уже послезавтра.
— Алена перевела деньги на премирование инженерно-технического персонала при условии досрочной сдачи своих объектов, — доложил скромный оператор одного из крупнейших и надежнейших банков города. — Сеть гипермаркетов — на первом месте.
— Алена уже договаривается об оптовых поставках товара… — отрапортовал завскладом собственной Алениной базы.
— Уже?!! - опешил Козин.
— Я так понимаю, она ко Дню независимости уже хочет их все открыть, — виновато пояснил из телефонной трубки завскладом.
Петр Владиленович закричал так, что насмерть перепугавшаяся секретарша вскочила.
— Сидеть! — рявкнул он. — Работать!
Алена явно пыталась приурочить сдачу своих продуктовых магазинов к закрытию всех его киосков. Это позволяло перехватить покупателя почти целиком.
А потом в его приемную позвонили.
— Международная компания «Козерог», слушаю вас, — испуганно косясь на багрового от недобрых мыслей шефа, представилась секретарша.
Козин тяжело встал, прошел к ее столу и нажал кнопку громкой связи. Он хотел знать все, что происходит вокруг, лично.
— Будьте добры Петра.
Это был Сериканов.
— Как вас представить? — строго по регламенту поинтересовалась все еще напуганная секретарша.
— Как представить? — хохотнул Сериканов. — Лучше на пляже в Монте-Карло.
Козин невольно усмехнулся, и ему немного полегчало.
— Простите… — девушка запнулась.
— Представьте меня на пляже, я вам говорю, — уже с раздражением отозвался из аппарата Роберт, — а Петру передайте, что звонит адвокат.
Козин сделал знак положить трубку на место, и секретарша беспрекословно подчинилась. Она слишком хорошо знала, каков Петр Владиленович во гневе.
— Адвокат… — презрительно фыркнул Козин.
Роберт действительно частенько помогал ему не только как вице-мэр, но и как юрист. Но вот адвокатом Сериканов себя именовал не по праву.
Да, когда-то он мечтал стать адвокатом. Рассказывал, как учился на юриста, бредил громкими процессами, вниманием прессы. Но… не срослось.
Первый зам никогда не рассказывал дальше… почему не срослось, а потому Козин как-то дал задание своей службе безопасности выяснить этот вопрос и на следующий день знал все. И, само собой, все оказалось просто и некрасиво. Выступив однажды в деле своего друга по квартирному вопросу, молодой Роберт был жестоко унижен и осмеян судьей, которая как-то не разглядела в нем будущего Урусова и Кони. Эту историю в суде слишком хорошо запомнили, а потому и рассказали дотошному начальнику козинской безопасности все и в деталях.
У судьи шел пятый процесс за день, а перед этим недавно ушел муж, а дочь случайно забеременела от одноклассника, а обещанную три года назад квартиру все никак не давали, плюс с утра сломался каблук на только что купленных сапогах. И когда какой-то сопливый брюнетик, пусть и симпатичный, принялся разыгрывать из себя мэтра юриспруденции, судья завелась и совершенно сошла с рельсов.
— Говорят, она поначалу пыталась привести его в чувство, — рассказывал Козину службист, — но он не понял. Ну, и сорвалась баба.
Роберт был сражен наповал, по крайней мере в суд он с тех пор не ходил. Даже став заместителем мэра по правовым вопросам, он первым делом создал группу судебных юристов — лишь бы самому там не появляться. Ну, а когда его спрашивали, почему он иногда называет себя адвокатом, он с мечтательной самоиронией отвечал, что говорит не о профессии, а о призвании.
«Интересно, наорет на мою секретаршу или нет, когда дозвонится во второй раз?» — усмехнулся Козин. Столь внезапно и даже по-хамски оборвавшаяся связь должна была Роберта взбесить, но… за этой невинной девочкой стоял ее шеф.
Раздался звонок, и Козин наклонился к телефонному аппарату. На нем высвечивался номер Сериканова.
— Не подымай, — распорядился Козин и упал в кресло. Сериканов был ему нужен и наверняка звонил по делу, но… то, что он добивался разговора с ним, было так приятно. И лишь когда Роберт позвонил в четвертый раз, Козин поднял трубку — лично.
— Т-ты! — начал Роберт и осекся.
Видно, почуял тяжелое дыхание Петра Владиленовича.
— Слушаю вас, — важно произнес в трубку Козин.
— Это я.
— Я понял, — мрачно отозвался Козин, — что нового скажешь?
— Есть схема. Ты можешь поквитаться.
.....................................
Прочитать роман Астахова "Мэр" в бумажном варианте. Полная версия здесь =>
Поделитесь с друзьями или поставьте закладку на эту страницу,
если планируете зайти на нее позже ... (Читать роман Павла Астахова Мэр )